Антон Семиженко
журналіст, редактор
Как бы жил сейчас Крым, не будь ни депортации 1944 года, ни нынешнего “выдавливания”? Как ладили б народы и церкви? Как родила бы земля, если б на ней непрерывно работали те, кто за столетия досконально изучил местный климат?
В Украине есть место, где это легко представить. Мечеть и церковь там стоят на одной улице, в нескольких кварталах друг от друга. Крымские татары, украинцы и русские живут бок о бок, учатся в одних школах и торгуют на одном рынке. В этом поселке множество смешанных семей, а вокруг – с десяток фермерских хозяйств с названиями “Тохлу”, “Берелёх”, “Армань”, “Еремко”, “Тюлеки”.
Этот маленький уголок Крыма на юге Херсонщины называется Новоалексеевка.
“Убегая – посади, и беги. Потом, может, вернешься”
– Недавно Новоалексеевке исполнилось 140 лет. Появилась она благодаря железной дороге, потому что в этом месте удобно было пустить ветку на Геническ. Сначала была станция, а затем образовалось и поселение. Сейчас официально у нас живет 10 300 людей, неофициально больше, поскольку не все прописаны, – рассказывает нам поселковый глава Александр Бурковский.
– Это единственный поселок в Украине, где проживает почти 4000 крымских татар. И единственное место в стране, где украинцев, русских и крымчаков примерно поровну. И браки смешанные есть, и люди разных национальностей равномерно живут по всему поселку. Я сам из Винницы приехал, живу в Новоалексеевке уже 31 год. За все время ни разу не было конфликтов или проблем на межнациональной почве, – добавляет голова села.
– Мы здесь все – и русские, и украинцы, и крымские татары – как побратимы живем. Здесь у нас пример того, как можно жить с уважением друг к другу. Я мусульманка, но на Пасху никогда не буду стирать и вывешивать белье. А если Курбан-байрам, моя соседка не станет копать землю, – поддерживает мнение головы Гульнара Бекирова, замначальника администрации Генического района.
Крымские татары появились в Новоалексеевке под конец 1967 года. Тогда советская власть сняла с народа обвинения в измене, ослабив режим депортации. Некоторые семьи попытались вернуться в Крым, однако там их отказывались прописывать. Построенные дома сносили бульдозерами, на работу не брали. В Новоалексеевке власти были снисходительней. Удобное сообщение с Крымом и схожесть климата сделали это место привлекательным для проживания. В 1967-м в Новоалексеевку приехали пять семей татар, на следующий год их было уже около 20-ти.
– Я родился в 1936 году, в Крыму, а оттуда уже, как знаете, выгнали нас, – рассказывает нам местный старейшина Ваид-ага.
До депортации он жил возле Карасубазара, в деревне Кокташ (сейчас Карасубазар – это райцентр Белогорск на восток от Симферополя, деревня Кокташ называется Синекаменкой, – INSIDER).
– Наш дом снесли. Тогда ведь искали разное – думали, может, золото прячем, – вспоминает старейшина.
Потом была ссылка в Узбекистан. После Ваид вернулся в Крым, в родной город, но там не дали прописки.
– Два года так жил, потом за нарушение паспортного режима посадили на год в трудовой лагерь. Пришлось мне потом в Новоалексеевку. Меня отправляют в совхоз, чтоб мотыгой работал. Говорю директору совхоза: “Мне прописку не делают. Дай письменно справку, что я здесь работаю”. “Ты чего? – отвечает. – Чтоб меня посадили?”. Не знаю я ваших законов, говорю. Отправили меня в сельсовет. Два-три раза туда ходил, полтинник знакомому отдал – и сразу прописали. Вот так всё решилось, за 50 рублей, – говорит Ваид.
Его односельчане, которые также здесь нашли родину после ссылки в Узбекистан, вспоминают, что местный совхоз не мог обеспечить высокие урожаи виноградников. А крымские татары помогли советом и делом, тем самым хорошо себя зарекомендовав. Так и влились в общину.
– Наш народ всегда землю возделывал, где бы и как ни жил. Есть даже поговорка крымскотатарская: “Убегая – посади, и убеги. Потом, может, вернешься”. Это мне мать говорила”, – вспоминает Эмедин Зиадинов.
Эмедин и Эдем, с которыми мы познакомились в мечети, рассказывают, что территория Новоалексеевки, Геническа и дальше на восток до Бердянска раньше когда-то тоже считалась Крымом (с 1802-го по 1921 год эти земли действительно входили в состав Таврической губернии Российской империи с центром в Симферополе).
– Кырымлы селились здесь давно. После оккупации звучали призывы создать на территории Генического района Автономную республику Крым – как политический шаг украинской власти в ответ на аннексию полуострова, с размещением здесь руководящих органов украинской крымской власти. Но старейшины были против этого.
– Это только раззадорит Россию: “Коль это тоже Крым, продвину своих “зеленых человечков” дальше”, – опасается Эдем. – Властям лучше экономику здесь поднимать, чтоб не спивались люди.
“Что быстро делается, быстро гаснет”
Новоалексевка выглядит ухоженой: улицы чистые, бордюры недавно побелены. Есть с дюжину пятиэтажек, остальные дома – частная застройка, среди которой часто попадаются двухэтажные строения со складом, магазином или хозяйственными помещениями на первом этаже и жилой частью на втором. В этих домах в основном живут крымские татары, такая планировка для них привычна – люди строились так, еще когда жили в Крыму.
Самая большая достопремечательность Новоалексеевки – мечеть. Это вторая по величине крымскотатарская мечеть в Украине после евпаторийской. Ее белые минареты видны почти с любой точки поселка. И точно везде слышны азаны: призывы к молитве, которые раздаются из динамиков на одном из минаретов пять раз в сутки.
Рядом с мечетью стоит мужчина, говорит на украинском.
– Это удобно, – усмехается он на вопрос, как им жить под азаны. – Мы уже привыкли часы по этим призывам сверять. Зовут днем на молитву – значит, полдень. Под вечер – шестой час.
Мулла Усейн-эфенди рассказывает, что готовились строить мечеть почти 10 лет: то документы собирали, то деньги. Потом построили всего за полгода.
– Раньше в маленькой комнатке молились, со всего поселка приходили. И мечтали о большой, светлой мечети, – рассказывает нам Эдем.
– Сейчас много церквей строится, но не все деньги на них собраны с чистыми помыслами. Бывает и так, что бизнес деньги отмывает, что политики пиар себе делают. На Арабатке сейчас уже несколько церквей новых, богатых. Но люди туда не ходят. А есть старенькая церковь рядом в селе, и там каждый день люди приходят, со всего района приезжают, потому что батюшка хороший, – отмечает старейшина.
Эдэм, Эмедин и мулла
– Что быстро делается – быстро гаснет. Здесь мы по крупицам собирали, – говорит мулла о ценности мечети.
Переписываемся с Крымом в мессенджерах: написал – удалил
Внутри в мечети идет ремонт, пахнет свежей известью и деревом. Когда-то розовые стены сейчас белые, ковры на полу свернуты. Мулла Усейн-эфенди приглашает в свой кабинет, просит раззуться. Ему 40 лет, родился и вырос в Новоалексеевке.
Спрашиваем, как изменилась жизнь местных крымских татар после оккупации родного полуострова.
– В принципе ничего не поменялось. Только в Крым стали намного меньше ездить: очень неприятно проходить контроль, вынимать из машины свои вещи. С теми знакомыми, что в Крыму, продолжаем общаться. По скайпу или телефону не говорим: прослушивают. Переписываемся в мессенджерах. Написал – удалил, написал – удалил. Так и общаемся.
С началом оккупации при мечети открыли “комнату путника” – место, где любой человек, который держит путь, мог бы выпить воды, перекусить и остаться на ночь. По словам муллы, теперь из-за выезда крымских татар с полуострова эта комната почти никогда не пустует.
В комнате путника
– И сейчас у нас там есть ребята, которых депортировали из Крыма за отсутствие каких-то документов, они не могут вернуться. Работают здесь во дворе, помогают в ремонте мечети.
Несколько выехавших из Крыма семей остались в Новоалексеевке, еще до десятка обживаются в близлежащих селах. Но поскольку возможностей для развития здесь немного, большинство уезжают в большие города.
Председатель регионального меджлиса Херсонской области, новоалексеевец Асан Алиев рассказывает, что на сегодня из оккупированного полуострова выехало до 20 тысяч крымчан.
Асан Алиев
– К сожалению, выезжают не только крымские татары, а и украинцы, и другие. Активистам создаются такие условия, что хочешь-не хочешь, ты должен выехать. Сейчас у нас два процесса политических. Первый – “Дело 26 февраля”, когда 15 тысяч крымских татар вышли под здание Верховной рады Крыма против оккупации. Сейчас Россия активно за это наказывает, несмотря на то, что тогда Крым точно уж к России никакого отношения не имел. Но это, конечно, никого не беспокоит, по этому делу уже 16 человек арестованы. Второй процесс – “Дело 3 мая”, когда три тысячи крымских татар прорвали кордон в Красноперекопске, чтоб встретить своего лидера Мустафу Джемилева, – говорит он.
– Вот я вчера с сестренкой по скайпу разговаривал и традиционно говорил, что думаю. А она мне показывает, – Асан Ремзиевич прикладывает палец к губам, – “Брат, молчи…” И это самое страшное, что произошло. Культивируется подход “стукани, расскажи, прошпионь”. К сожалению, в том числе и в среде крымских татар. Буквально вчера сестренка мне сказала, что для учителей ввели так называемые “стимулирующие”. Какое замечательное слово придумали! – сетует Алиев.
Своя школа
Кроме мечети, в Новоалексеевке есть еще одна достопримечательность – школа №1. Из полтысячи учащихся около 300 – крымские татары. С 1989 года в школе преподают крымскотатарский язык.
Гульнара Бекирова знакомит нас с Ленуром Люмановым, директором школы. Спрашиваем, где же нашли учителей.
Гульнара Бекирова и Ленур Люманов
– А я сам, – улыбается Ленур. – И жена моя. У нас в 1990-м в Таврическом национальном университете открылось отделение крымскотатарского языка и литературы. Мы были первые студенты.
После оккупации Крыма школа Ленура стала еще и местом, где крымские ученики могут экстерном закончить образование, чтоб получить украинский диплом и поступать в украинские вузы.
– Иначе ведь дети обречены. Не сдав ЗНО (зовнішнє незалежне оцінювання) стать абитуриентом не сможешь. А чтоб его сдать, нужно обучаться в украинской школе, зарегистрироваться здесь и так далее. Поэтому у нас с ноября по март работает экстернат.
В этом учебном году его прошли 12 человек. К сожалению, многие, приезжая, сетовали на то, что не знали об этой возможности. Если бы в Крыму было широко известно о таком механизме и что его можно пройти здесь, было бы намного больше.
Выпускники Новоалексеевской школы раньше в основном ехали учиться в Симферополь. Сейчас стараются поступить в Киеве, Херсоне, Мелитополе. Сам Ленур Исмаилович перевел свою дочь из крымского вуза в Киевский национальный экономический университет:
– Как только это всё в Крыму началось, сразу стало понятно, что оставлять ребенка там нельзя. Во-первых, это опасно. Во-вторых, кому нужен этот диплом?
– Что можно сделать, чтоб легче жилось и району, и крымскотатарской общине? – спрашиваем.
– Мы не община, – поправляет Гульнара. – Мы народ. Полноправный народ.
– У нас такие же проблемы, как и у всех, – отвечает Ленур. – Разве что сложная ситуация с учебниками на крымскотатарском языке. Та же методическая литература по преподаванию языка. На мой взгляд, нам нужно создавать свой сайт, размещать на нём эту литературу. Издавать учебники долго и дорого – значит, нужен сайт с электронными версиями учебников. Чтоб каждый учитель мог сказать: “Дети, заходите туда, вы увидите электронный вариант. Хотите – распечатайте”. Тогда работать было бы намного проще.
За разговором подходит время обеда.
– Как насчет чебуреков? Здесь же они настоящие, крымскотатарские, – зазывает Гульнара.
Как правильно есть чебуреки
– Сейчас мы вас угостим и крымскими чебуреками, и лагманом. Вы лагман пробовали? Это самая что ни на есть крымскотатарская еда.
В придорожном ресторане на удивление уютно. Это семейный бизнес местных крымских татар. Первым нам приносят зеленый чай.
Вскоре – большие порции лагмана. В блюде, по цвету напоминающем наваристый борщ, виднеются лапша, мясо, овощи. Сытно и вкусно.
– Лагман может быть и первым, и вторым блюдом. Зависит, сколько подливы положишь, – поясняет Гульнара.
Приносят чебуреки, и Гульнара показывает, как правильно их есть. Кусать с одного края неэффективно, ведь под конец из чебурека начинает вытекать вкусный сок. Поэтому крымские татары складывают чебурек вдвое и начинают есть сразу с середины. Так сок растекается внутри равномерно, нет сухого теста и ничего не течет.
– Как-то на встрече, уже не помню где, нам подали чебуреки, и я свой сложила, как привыкла. Организатор сразу ко мне: “Вы, наверное, мусульманка?” Отвечаю: да, я крымская татарка, – с гордостью говорит Гульнара.
По дороге назад Гульнара показывает двухэтажный дом на 16 квартир. Он построен недавно, на деньги государственной программы по расселению крымских татар.
Новостройка для крымских татар – на 16 квартир
Дом аккуратный, вокруг него большие цветники. Скромно, но заметно, что за порядком следят постоянно. С тыльной стороны двор, который заканчивается аккуратным рядом сарайчиков для садового инструмента. Дверь одного из подъездов открыта, заходим внутрь. На лестничной площадке – цветы в вазонах, свежевымытая узорчатая плитка на полу блестит. И еще одна деталь: на самом видном месте два флага – Украины и Крыма.
Каждый год в Новоалексеевке люди собираются на вечер-реквием, чтобы отметить день памяти депортации крымских татар. На центральной площади проходит митинг, потом люди идут на могилки умерших соотечественников и проводят молебен там. Так в поселке было и в этом году. А вот в Крыму проводить акцию запретили, вместо этого оккупационные власти, по словам Гульнары, объявили день смеха.
– Это с таким цинизмом, с таким неуважением делается. Я в последнее время часто вспоминаю, как при советской власти нас, собравшихся отметить годовщину депортации, разгоняли водой из брандсбойтов. Здесь, в Новоалексеевке. Милиция тоже препятствовала, дороги перекрывали, чтоб люди не собирались. А они все равно пешком приходили со всего поселка и соседних сел. Я в старших классах видела это вблизи, такое не забывается. А ведь сейчас в Крыму еще хуже. Людей хватают на улице, сажают в машину – и всё, они пропадают.
Фото из домашнего архива Гульнары Бекировой. Новоалексеевка, 1987-й год
Оазис на автобазе
Под конец нашего путешествия по Ноовоалексеевке Эмедин Зиадинов, говоривший с нами в мечети, приглашает к себе домой.
На новом Volkswagen едем за поселок, въезжаем в небольшую промзону.
Участок Эмедина – бывшая автобаза. Она была нужна, когда неподалеку строили оросительный канал.
– Когда здесь всё разваливалось, можно было купить землю и постройки по дешевке, – поясняет Эмедин.
– Я сам, как после армии сюда вернулся, мать с сестрами не хотел стеснять. На квартире жил, в земляночке даже еще. 7-8 лет так скитался. На земле работал, и скот держал, и поле держал – всё перепробовал. Мясом занимался, на Ялту возил. И шерсть овечью сдавал. И спирт был. И пластиковые окна делал до аннексии. Вот так, потихоньку-потихоньку обзавелись всем необходимым.
Машина тормозит у высоких ворот с витиеватыми узорами. За ними – утопающий в зелени двор.
– Это мои девушки соревнуются, – говорит хозяин. – Здесь лишь десятая часть всего, что у нас растет.
В центре двора – здание бывшей конторы автобазы. Типичное двухэтажное кирпичое строение, в советское время поделенное на коридор и кабинеты. Общая площадь – почти 550 квадратных метров. Первый этаж уже жилой, с аккуратными окнами. Второму еще предстоит ремонт. Возможно, этим займется старший сын Эмедина.
– Ему 33 года сейчас, в 30 еле женил. Я понимаю, почему он не хотел: друзья, бизнес, туда поехать, сюда поехать. С женой будут уже ограничения. Но у младшего моего сыну уже 10 лет, он в 20 женился. На один свой день рождения я старшему и намекнул: пора бы уже. И он нашел в Крыму жену – Мелек, из Красногвардейска привез. Младший тоже из Крыма привез. А некоторые отсюда везут. Ну, давайте, зайдем.
В доме, кроме Мелек, нас ждут жена и теща Эмедина – Эльмира и Шейде.
– Бабушка у нас двенадцатилетней депортацию пережила, – представляет женщину хозяин дома. – Много чего прошла, и сейчас держится, слава Богу. Все помнит ясно, так что спрашивайте.
86-летняя Шейде вспоминает, что операция по депортации началась в четыре утра. Комиссары НКВД вытащили малолетних детей из тёплых постелей, выстроили на улице и запретили брать с собой любые вещи. Из родной деревни возле Алушты в Узбекистан поезд ехал 18 дней. На коротких остановках люди успевали только сложить на платформе умерших от жары, голода и обезвоживания. Хоронить людей было некогда, да и силовики не давали.
– В Узбекистане нас в первое время врагами приняли. Там ведь рассказывали, что везут “изменников Родины” и “фашистов”. На вокзале встречали камнями, – вспоминает бабушка.
Она не совсем свободно говорит по-русски, некоторые слова спрашивает у дочери с невесткой.
Дома в Крыму у семьи Шейде остался двухэтажный каменный дом, а в Узбекистане люди ютились в глиняной лачуге с одной печью посреди комнаты без вытяжной трубы. В таких условиях жили все депортированные. Если на новое место семья попадала компактно, в большинстве случаев люди выживали, поскольку все держались вместе. Если же родственники попадали в разные селения, навещать друг друга им строго запрещалось. Сестру Шейде, которую разлучили с семьей еще в день депортации, в Узбекистане пять раз сажали в тюрьму за то, что та ходила к своей матери.
Есть что вспомнить и Эмедину о жизни на Урале:
– Мы выжили благодаря лошадям. Дед работал в колхозе, где держали лошадей, и варили им картошку. Он две-три штучки носил семье. Это и спасало. Потом уже козу завели, огород начали садить. На Урале много лесов, можно было ягоды, грибы собирать.
Аннексия Крыма год назад стала для семьи еще одним потрясением.
– Наши бабушки плакали: они ведь раньше всё это уже видели. Ничего хорошего Россия нам не сделает, – уверена Эльмира.
Пока хозяйки готовят нам ужин – плов, Эдемин приглашает показать свою усадьбу.
Как обычно выглядит заброшенная автобаза? Огромные забетонированные пустыри, ржавые остатки техники, стаи диких собак? Так и было. Семья Зиадиновых, прийдя на это место, любой свободный от бетона клочок земли очистила от щебня и мусора, посадила рассаду.
Эмедин ходит между кустов винограда, перечисляя сорта:
– Это мускат, это кеша… Столовый, очень сладкий виноград. Вот этот куст хорошо родит, так что я его в двух местах прикопал, лоза пустила корни. Теперь это три куста.
Выходим на забетонированную часть. Там мужчину дожидаются с десяток собак, которые охраняют территорию и присматривают за овцами.
– Раньше мы больше сотни овец держали, шерсть хорошую прибыль давала. А эти просто роль газонокосилок выполняют, съедают травку, которая сквозь бетон прорастает. Скоро стричь будем.
Заходим на еще один свободный клочок земли. Там – небольшой сад. Среди деревьев виднеется монумент с надписью “За коммунизм!”, еще из прошлой эпохи.
– Оставил, а то мало ли: вдруг “красные” придут, – смеется Эмедин.
На территории автобазы используется в хозяйстве все, что можно приспособить. В одном помещении лежат вязанки сухого камыша, отличного материала для теплоизоляции. Покрытая бетоном территория тоже не пустует: знакомые попросили Эмедина, чтоб там постояла различная техника, вплоть до конструкций передвижного цирка.
– А когда украинские военные вывозили из Крыма свою технику, одно время ее часть стояла здесь, – говорит мужчина.
Напоследок Эмедин заводит нас в теплицу. Вдоль ее стен в несколько рядов прикреплены трубы. Скоро по ним потечет вода, а сверху можно будет садить, например, клубнику.
Всю конструкцию Эмедин сделал сам. Как и большие бетонные емкости, основа для которых лежала без дела на территории автобазы. Сюда мужчина планирует запустить мальков.
– Я прочел в интернете о породах сомиков, которые очень непритязательны, быстро растут и дают вкуснейшее мясо. Скоро съезжу в Днепропетровскую область, куплю на пробу.
Нас зовут за стол. Конечно, одним пловом не обошлось: на столе и салат из вырощенной здесь же редиски, и консервированные помидоры черри с огурцами, и свежий крымскотатарский хлеб. Близится к вечеру, людей в доме все больше. По комнате бегают дети.
Через пару часов за столом негде сесть. Шумно, весело. Брат Эльмиры, симпатичный седовласый мужчина, учит маленького внука считать по-крымскотатарски. Время от времени звучат фразы на родном языке семьи. Старшие стараются, чтоб дети могли свободно на нем общаться – как и они.
Зиадиновы счастливы, что живут в Украине, а не под российской властью. Но это не всё, чего они хотят.
– В 1991 году я получил землю на трассе Симферополь-Ялта. Тогда был закон, когда землю давали бесплатно, я составил заявку – и выделили участок. Своими руками ровнял его, копал рвы, заработанные деньги вкладывал в строительство дома. Там несколько домов, для меня и для родственников. Они уже почти готовы. Но вот, пришла Россия – и понятно, что сейчас мы туда не поедем. Участок возле трассы, место лакомое – и кто его знает, что будет с ним дальше при этой власти. А так бы мы хотели жить там, конечно. Как и все крымские татары здесь, мы всё равно хотим вернуться к себе домой.
ОПИС
Репортаж із найбільшого на материковій Україні компактного поселення кримських татар. У тексті – і про мечеть, і про школу, й про життя сім’ї, яка змогла перетворити закинуту автобазу на справжню оазу. Зроблено у співавторстві з Мариною Данилюк-Ярмолаєвою.
ОПУБЛІКОВАНО
На сайті INSIDER у червні 2015 року.